Литература, посвященная чувствам и имевшая большой успех у публики, описывала с большей или меньшей смелостью сентиментальную и суетливую жизнь горожан, гейш, куртизанок.
Вся литература эпохи Эдо развивалась под влиянием исключительных факторов, среди которых наиважнейшим оказывалась цензура. Именно она подвергала писателей мелким неприятностям, и единственным средством ускользнуть от нее было только обращение к тому, чтобы говорить о проблемах, не существующих с точки зрения государства: новые классы и развлечения городской жизни. Горожане (хонин) с удовольствием читали книги, в которых они узнавали самих себя, не упускался случай посмеяться над влиятельными лицами из своей среды, над высокомерными самураями, превосходство которых часто оказывалось совершенно надуманным. Эта литература должна была быть простой, легкой и прежде всего написанной на кана (кана-дзоси) и обильно иллюстрированной. Развитие техники книгопечатания на гравированных досках способствовало этому, как и процветание множества маленьких школ (тэракоя), куда приходили люди, чтобы научиться читать. Книгоиздательство уже превращалось в отрасль промышленности, в успешное коммерческое предприятие.
Литература, посвященная чувствам и имевшая большой успех у публики, описывала с большей или меньшей смелостью сентиментальную и суетливую жизнь горожан, гейш, куртизанок. «Сентиментальные книги» (ниндзобон) XIX века, «легкомысленные книги» (сарэбон) XVIII века рассказывали в совершенно особой тональности и, конечно, под суровым оком цензора о романтических приключениях полусвета, занятого развлечениями. В ниндзобон, например в книгах Тамэнага Сунсюй (1789—1842), большое значение имели сентиментальные сюжеты, сочинения в жанре сарэбон ставили целью совершенно явно достичь комического эффекта: свидетельством этого является известная бурлескная история визита Будды, Лао-цзы и Конфуция г дом терпимости («Святые в борделе» Хидзири-но Юкаку, Осака, 1757). После запрещения сарэбон, которые были сочтены слишком непристойными, появились «комические книги» (коккэй-бон) — забавные приключения персонажей из простых горожан, столь же смешных, сколь малоприятных, ведущих суетную жизнь.
Дзиппэнся Икку (1765—1831) описал безрассудные приключения двух веселых пройдох — «На своих двоих по Токайдоскому тракту» (Токайдо тю хидзакуригэ). Сикэтэй Самба (1776— 1822), сочинивший истории вражды между пожарниками разных кварталов Эдо, навлек на себя серьезные неприятности: его поколотили его же собственные персонажи, которые поневоле оказались героями книги. Эти люди мало ценили шутку; правда и то, что в качестве компенсации этот маленький скандал обеспечил автору известность, которая с тех пор его не покидала, впрочем, и его талант получил признание.
Итоги развития этой легкой литературы, в которой всегда присутствовали критические намеки (которые раздражали власти), были компенсированы другими, более ортодоксальными «книгами для чтения» (ёмисо или ёмихон). Благоразумные издатели стали выбрасывать их на рынок в конце XVII столетия, заботясь о том, чтобы опубликовать хоть что-то, что не было бы немедленно запрещено. Речь шла об адаптации или модификации отдельных эпизодов и многочисленных подражаниях выдающимся китайским романам. Огромное количество их японских переводов было опубликовано во второй половине XVIII века. Среди романов, пришедших с континента, без сомнения, наибольшую известность получил и сохранял ее в Японии очень долго (и приобрел больше всего вариаций на эту тему) знаменитый роман «Речные заводи» (Хоуэй ху чуанъ). Это была увлекательная история о великодушных бандитах — поборниках справедливости, тема, очень распространенная в китайской литературе. Его переиздания одно за другим вдохновляли на большое количество японских переделок. Под ними иногда скрывались сомнительные истории, которые, несомненно, были бы запрещены цензурой, если бы в них отсутствовал наряд мандарина и хотя бы намек на развлекательность. Последнее достигалось тем, что время действия переносилось в далекое прошлое. Наиболее плодовитым (его кисть явно не уставала), если не самым читаемым сегодня из этих писателей, был Кёкутэй Бакин (1767—1848). Его нескончаемый творческий поток вдохновил Акутагава Рюноскэ на необычную и во многом автобиографическую новеллу.
Такой же дух царит и в произведении Уэда Акинари (1734— 1809). Глубокое владение как китайской, так и японской культурой позволило ему избегнуть клише в портретах женщин легкого поведения, нарисованных с юмором. Известностью он обязан своему шедевру— «Сказкам дождя и луны» (Угэцу моногатари). Призраки прошлого и сожаление о нем, бег времени, субъективный взгляд на происходящее, меланхолия, вызванная обманутой любовью и невыразимостью чувств, придают этим новеллам, — навеянным старинными сказаниями, сюжетами театра Но и китайскими фантастическими сказками, — их скромное обаяние, волнующую и изысканную странность и вызывают обеспокоенность неизвестным в любом человеке, который разуверяется в привычных формах цивилизации.
Новый тип художественной литературы достигает своей вершины. Подъем обозначился в начале XVIII века иллюстрированными выпусками, содержащими сказки для детей. Тогда и появились книги, имеющие красную обложку (акабон), а затем черную (аобон) и бледно-зеленую (куробон). Но когда в 1775 году вышла первая книга в желтой обложке (кибиоси), то речь уже шла не о детской литературе. Сатирический роман как сложившийся жанр родился. Рассказ Коикава Харумати, самурая, известного также как художник Сюнтё, был опубликован под названием «Мечтания о процветании учителя Кинкина» (Кинкин сэнсэй эйгаюмэ), версии (переделанной с японскими особенностями) китайской сказки эпохи Тан (Чэнь чанго ки), — появившейся позже в переложении для китайской оперы, известной в эпоху Мин (Хан-тянь монг). Человек едет в столицу, где надеется достигнуть богатства и почестей. Он прибывает вечером к первой станции длинной дороги, которая, как он думает, приведет его к удаче. Усталый, он засыпает и видит во сне все разочарования и обманы, которые его ожидают. Проснувшись, под впечатлением, произведенным на него сновидениями, которые потревожили его отдых, он отказывается от своих планов и возвращается обратно в спокойную провинцию. Коикава, сам принадлежащий к сословию самураев, рисует юмористическую картину, беспощадную в описании развращенных торговцев и продажных бюрократов. Администрация сёгуната оценила критику не слишком высоко. Это не помешало автору в 1789 году поиздеваться над реформами Мацудайра Саданобу (1758—1829). Политическая сатира, таким образом, предвосхитила появление обширной литературы в эпоху Реконструкции Мэйдзи, с которой появился и поток различных теорий государства, известных на Западе. Действительно, все сочинения, относящиеся к эпохе Эдо, идет ли речь о фантастических сказках, исторических романах или развлекательных рассказах, очень часто имеют двойной смысл и скрывают под защитной маской социальную критику, иногда жестокую. Роман в эпоху Эдо обязан своим успехом творчеству Ихара Сайкаку (1642-1693). Редкий писатель оказывается до такой степени определяющей фигурой при создании литературного жанра. Избалованный сын богатых торговцев из Осаки, он принадлежал к классу городских коммерсантов, вокруг которых и должны были кристаллизоваться, хорошо это или плохо, искусство и литература. Творческая зрелость Сайкаку, первоначально блестящего поэта хайку школы Данрин, совпала с моментом наибольших успехов Японии в ходе индустриализации, который называют эрой Гэнроку (1688—1703); этой типичной культуре суждено было продолжаться вплоть до 1793 года.
Творчество Сайкаку представляет собой по преимуществу счастливое сочетание таланта и времени. Очень мало известно о жизни романиста, за исключением того, что его жена и дочь умерли рано и что сам Сайкаку после этого отправился странствовать по дорогам с узелком нищенствующего монаха. Вскоре он создал новый литературный жанр, так что Бакин впоследствии отметил, не без зависти: «Сайкаку принадлежал к семейству Ихара, давным-давно обосновавшемуся в квартале Ёийя-мати в Осаке. Хотя этот человек и не овладел ни единым китайским иероглифом, он оказался в состоянии написать множество томов занимательной литературы, касающейся нравов своего времени, и на протяжении длительного периода его сомнительная известность была велика». В могущественной Осаке, в которой писатель провел большую часть своей жизни, где развивался его вкус к литературе, для которой он разыскивал свои сюжеты в галантном мире куртизанок, формировалось ощущение «бренного мира» (укио). Само понятие было позаимствовано в буддийском словаре и напоминало о суетности и хрупкости существования. Именно Сайкаку выразил его в максимальной степени в своих «модных рассказах» (укио-дзоси).
В знаменитых сочинениях Сайкаку — «История любовных похождений одинокого мужчины» (Косёку итидай отоко), «История любовных похождений одинокой женщины» (Косёку итидай онна), «История любовных похождений пяти женщин» (Косёку гонин онна) — развивалась тема любви и последствий страсти в обществе, которое не ценит сильные чувства. Эти повествования завершаются драматически; делалось ли это в надежде, впрочем напрасной, обезоружить суровых цензоров (для которых он написал без вдохновения искусственную «Жизнь воинов») или же на подобной развязке просто отразилась тяжесть наказаний? Последние, без сомнения, меньше шокировали в ту эпоху, чем теперь, поскольку представляется, что правосудие XVII столетия в Японии, как в Европе, было скорым и нередко жестоким. Что касается его сочинения «Вечные кладовые Японии» (Ниппон эйтайгура), то превосходное знание торговых кругов, к которым он сам принадлежал, придает им значение бесценного документа.