При довольно большом разнообразии деталей основная композиция поздних изображений «сансариин-хурдэ» всегда одинакова.

О том, каким предстает этот чувственный мир в буддизме, наглядно показывает широко распространенная в ламаизме картина религиозного содержания, так называемое «сансариин-хурдэ», т. е. «колесо сансары». Эту картину можно было встретить в каждом дацане и она служила ламам основным наглядным пособием при разъяснении верующим сущности буддийского вероучения.

«Сансариин-хурдэ» — сложная композиция. Наиболее ранний известный науке экземпляр принадлежит Государственному Эрмитажу. Он был обнаружен известным русским путешественником П. К. Козловым при раскопках мертвого города «Хара-хото», погребенного в песках гобийской пустыни, и датируется X—XI вв. н. э. Еще в 20-х годах нашего столетия ламы-художники бурятских дацанов изготовляли «сансариин-хурдэ», обычно расписывая красками сделанный предварительно на загрунтованном холсте ксилографический отпечаток. При довольно большом разнообразии деталей основная композиция поздних изображений «сансариин-хурдэ» всегда одинакова. Последователи буддизма приписывают создание картины самому Будде. Согласно легенде, один из учеников Будды — Маудгальяяна (монгольское Молонтойн), разыскивая свою умершую мать, посетил в сопровождении монаха Шарипутры последовательно все царства мира, в которых она перерождалась. При этом он ознакомился с царством людей, царством тенгриев (богов), асуров (демонов), животных, обитателей ада и фантастических человекоподобных существ — биритов.

Легенда гласит, что, совершив свое путешествие и побывав при этом во всех двадцати отделах ада, Молонтойн и Шарипутра вернулись в общину и рассказали о том, что они повидали. Будда повелел им нарисовать виденное в каждом царстве и разместить рисунки на пяти сторонах цилиндра, стоявшего у дверей его дома. Поворачивая цилиндр, можно было наглядно представить учение Будды о чувственном мире.

На традиционном рисунке огромный страшный дух — мангус (он изображается в виде человека с чудовищными формами тела, выпученными глазами, свирепыми клыками, с кожей черного или красного цвета), слуга владыки смерти, держит в зубах и когтях большой круг, символизирующий сансару. В центре круга — небольшое круглое поле, в котором сплелись тела змеи, петуха и свиньи. Это — символы тех сил, которые вызывают неизбежные страдания: злобы, сладострастия (в смысле всякой привязанности к жизни) и невежества (в смысле незнания пути к спасению).

Вокруг центрального поля расположено пять секторов, соответствующих возможным в сансаре формам перерождения. При этом ад помещается всегда внизу, а миры людей и небожителей — в верхней части круга.

Правый верхний сектор занят миром людей. Это «вся земля» в тех пределах, которыми она ограничена в представлении правоверных буддистов: Индия, обозначенная проповедующим монахом и белым слоном; Китай (часть «великой стены»); Тибет (дворец далай-ламы в Лхассе); Монголия (юрты, верблюды). На изготовленных в Бурятии экземплярах помещается и Россия — вернее, Бурятия, обозначенная русской избой, пахарем, поездом. В экземплярах, изготовленных в более позднее время, изображаются даже самолеты и школы с красным флагом. По нижнему краю этого сектора расположены фигуры, символизирующие человеческие страдания: рожающая женщина, старик, мертвец и больной. Слева вверху такой же величины сектор занимают находящиеся в вечной вражде друг с другом тенгрии и асуры. Они мечут друг в друга копья и стрелы.

Справа и слева расположены секторы животных и «биритов». Животные терзают друг друга, сильные пожирают слабых. Еще хуже приходится биритам. Это — несчастные человекоподобные существа, страшно худые, но с огромными головами и раздутыми животами. У каждого широко раскрыт рот, из которого вырываются языки пламени. Страдания биритов состоят в непрерывном голоде. У одних узкое — не шире соломинки — горло, которое не дает возможности проглотить пищу; у других пищу пожирает вырывающееся изо рта пламя. Только в обществе, где голод — постоянный удел подавляющей части людей, религиозная фантазия могла породить подобные картины.

Земной суд, земные пытки и казни нашли отражение в представлении об аде, изображенном в нижнем секторе круга. Посередине на престоле сидит сам владыка смерти и ада — Эрликхан (санскритское — Яма). Заметим, что Яма в брахманизме — главный противник Брахмы, был воспринят буддизмом и постепенно превратился в этой религии в бога смерти Мару. В период своей «последней земной жизни» Будда, согласно легенде, вел борьбу с Марой. В руках Эрликхана зеркало, отражающее добрые и злые дела каждого человека. Перед престолом души, отчитывающиеся в своих земных делах. Тут же два духа — учетчики добрых и злых дел человека. Они высыпают из мешков одновременно с рассказом «подсудимого» о своей жизни черные и белые кружки — символы его деяний. Кружки эти тут же взвешиваются на специальных весах.

Сами мучения происходят (по различным вариантам «сансариин-хурдэ») в 16, 19 или 20 отделениях ада, где для грешников уготованы изощренные пытки. В отделении «постоянно исцеляющихся» черти прокалывают грешников пиками, но раны быстро заживают, и истязания продолжаются. В «аду черных линий» тела грешников распиливают по предварительно нанесенным на них линиям. Становясь все горячее, ады доходят до «страшного, в котором не знают успокоения»,— это море огня. Не менее ужасны и холодные ады, где имеются отделения «накожных прыщей», «лопающихся накожных прыщей», «ад скрежещущих зубами» и т. д. В последнем холодном аду грешников сажают на кол, их тела раздирают на части, вбивают в них гвозди и т. д. и т. п.

Размеры «сансариин-хурдэ» обычно не позволяют художнику изобразить все адские мучения достаточно подробно и наглядно. Поэтому нередко можно встретить отдельную серию рисунков, повествующих о блуждании Молонтойна по преисподней. Весь набор средневековых пыток изображен с натуралистической точностью. Тут и истязание зажатого в колодки несчастного, и массовая варка грешников в котлах, и распиливание тел, стиснутых между двумя бревнами, и избиение огромными гирями подвешенного за ребро.

Однако значение «сансариин-хурдэ» не ограничивается лишь констатацией факта страдания, господствующего среди всех «шести классов живых существ», и демонстрацией печальных последствий, которые вызываются неведением и грехами. «Сансариин-хурдэ» разъясняет и самый процесс непреложного закона перерождения в его буддийском понимании. Этому служат изображения «двенадцати нидан», т. е. этапов, на которые распадается жизнь каждого отдельного живого существа. Двенадцать нидан охватывают три следующие друг за другом жизни, причем этапы, на которые этот процесс бытия распадается, символически изображены на твердо установленных для каждого из них рисунках. Для буддиста вера в перерождения не требует доказательств, а принимается как данное, ибо она была свойственна почти всем религиозным системам Индии.

Рисунки, символизирующие ниданы, расположены по широкому ободу, охватывающему снаружи основной круг «колеса».

Прошедшая жизнь представлена двумя ниданами. Первая изображается в виде слепой старухи, не знающей, куда она идет. Это — символ «омраченности» (авидья), констатация факта зависимости от страстей, стремления к жизни, наличия того заблуждения ума, которое делает неизбежным новое перерождение. Вторая нидана символизируется изображением горшечника за изготовлением сосуда. Это — «содеянное» (санскара или карма). Понятие кармы играет в мировоззрении буддизма важную роль. Под кармой подразумевается некая сила, определяющая конкретную форму нового перерождения. Сама эта сила порождена итогом всех поступков, мыслей, чувств, привязанностей человека во всех его предыдущих перерождениях. Совершенное человеком определяет конкретную форму нового перерождения, аналогично тому, как руки мастера придают горшку определенную форму.

Настоящая (данная) жизнь передана восемью ниданами. Первая нидана — обезьяна, рвущая плоды с дерева, — символ «сознания» (виджняна), вернее лишь первого момента новой жизни, которая, согласно буддийским представлениям, начинается с пробуждения сознания. Однако на данном этапе сознание пока «чисто»: элементы его не приняли определенную комбинацию, сознание бессодержательно, не оформлено, «как ум обезьяны».

Вторая и третья ниданы «настоящей жизни» протекают в период эмбрионального развития человека. Эмбрион переживаний еще не имеет, но все элементы «чувственного» и «психического» в нем уже подготовлены. Постепенно складываются и «шесть баз», служащих «органами чувств», точнее «актами ощущения» — зрение, слух, обоняние, осязание, вкус и «манас», под которым понимается «сознание предыдущего момента». Символы — человек в лодке и дом с заколоченными окнами.

Следующий этап начинается в конце эмбрионального развития и длится два года после рождения ребенка. Называется эта нидана «соприкосновение» (спарша) и символизируется обнимающимися мужчиной и женщиной. Считается, что еще в утробе матери ребенок начинает видеть и слышать, т. е. элементы чувства «соприкасаются» с сознанием. Но приятных или неприятных эмоций еще не возникает. Далее приходит нидана «чувство» (ведана), т. е. сознательное переживание приятного, неприятного, безразличного, эмоциональная область сознания.

Ведану символизирует изображение человека, в глаз которого попала стрела.

«Чувство» вырастает в «вожделение» (тришна), которое появляется в возрасте полового созревания и воплощено на «сансариин-хурдэ» в виде человека с чашей вина.

«Стремление» (упадана) — нидана, соответствующая всестороннему формированию взрослого человека, когда у него складываются определенные жизненные интересы и привязанности. На рисунке — человек, рвущий с дерева плоды. Все элементы вступили в контакт, сознание сформировано полностью.

«Бава», т. е. жизнь, — последняя нидана данного существования человека. Это расцвет его жизнедеятельности, упадок ее, старение и смерть. Человек все глубже захватывается вихрем бытия, его сознание все больше омрачается привязанностью к жизни. Этим определяется и новое его перерождение, к которому он ерейдет после смерти из некоторого «промежуточного состояния». Символ бавы — курица, высиживающая яйца.

Будущая жизнь охватывается двумя ниданами — «рождением» (джати) и «старостью и смертью» (джара-марана). Первая символизируется изображением рожающей женщины, вторая — фигурой слепого старика, еле держащегося на ногах. Рождение — это появление нового сознания, а старость и смерть — вся жизнь, так как «старение» начинается с момента рождения, а новая жизнь опять порождает стремления н желания, вызывающие новое перерождение. И так без конца.

Естественно возникают два вопроса. Зачем понадобилось буддизму разбивать на этапы хорошо известные периоды человеческой жизни? Есть ли все же какая-то надежда на прекращение движения «колеса жизни», неумолимо несущего новые и новые страдания? Ответы на оба эти вопроса связаны друг с другом, так как анализ «двенадцатичленной формулы бытия» вводит нас в одно из важнейших положений учения буддизма — в догмат об иллюзорности сансары.

Отсутствие понятия, т.е. логически оформленной мысли о каратэ как о социальном явлении, привело к тому, что сегодня каратэ дают такие определения, которые не соответствуют тому, что есть в действительности.

Чаще всего используется термин «боевое искусство», хотя его использование применительно к тому, что сегодня имеет распространение и отождествляется с карате, просто неуместно. Под боевым искусством в первую очередь понимается военная наука, система знаний о ведении военных действий, постоянная готовность к вооружённым столкновениям. Большинство же традиционно использует этот термин, но вкладывает в него совсем иной смысл, подразумевая специфические движения рук и ног, сопровождаемые сдавленными шипениями или протяжными воплями. Если говорить о каратэ как о восточном боевом искусстве, особенно в современном представлении, то в качестве предмета следует, конечно, видеть не армейские подразделения, а скорее индивидуума, однако это не даёт основания упрощать до примитива значение термина «боевое искусство».

В современном мире традиционное каратэ, как система формирования личности воина, утратило свою актуальность, но как уникальная педагогическая система представляет интерес и сейчас. Сегодня под боевым искусством, на мой взгляд, следует понимать систему формирования личности, как многолетний процесс, в основе которого лежит ежедневная работа, направленная на физическое и интеллектуально-нравственное воспитание в русле избранной специализации. Тело формируется с помощью комплекса мероприятий, направленных на изучение и совершенствование приёмов реального боя. Интеллект — через научные изыскания в области истории, философии и методики предмета, изучение дисциплин, способствующих пониманию процессов формирования мастерства в восточных единоборствах. Нравственное воспитание достигается путём познания общечеловеческих нравственных принципов, понятий греха и добродетели с точки зрения воинской морали. Но то, что мы наблюдаем сегодня повсеместно, ни по значимости, ни по содержанию не соответствует тому понятию, которое вкладывается в термин «боевое искусство каратэ».

Если не брать во внимание крайние проявления, когда за каратэ выдаются особо жестокие способы физического воздействия, такие как выкалывание глаз, отрывание ушей, разрывание рта и т.п., или, как противоположность этому, рафинированные стили оздоровительной направленности, то виды карате, которые сегодня отождествляется с этим искусством, можно условно разделить по целевому назначению на три направления:

1. Физкультурно-массовое каратэ — система физического воспитания, направленная на совершенствование специальных физических качеств и сохранение двигательной активности.

2. Спортивное каратэ — современный вид спортивного единоборства, направленный на формирование навыков ведения спортивной борьбы для достижения первенства в соревнованиях.

3. Боевое единоборство каратэ — специальная или военная дисциплина, направленная на обучение приёмам рукопашного боя для решения боевых задач.

Подобное разделение отображает то, чем сегодня реально занимаются люди, желающие как-то реализоваться в каратэ. Эти три направления деятельности имеют различные социальные назначения, а также методы и формы обучения. Однако большинство людей не видят этих различий и до конца не понимают, чем они занимаются в действительности и к чему должны прийти в результате занятий.

О физкультурно-массовом каратэ.

Я говорил выше — то, чем занимаются подавляющее большинство людей в мире, есть уникальная система физического воспитания, в основе которой заложены двигательные формы, привнесённые из боевого единоборства тодэй. Уникальность её заключается в том, что, формируя тело и осознание причастности к настоящему мужскому делу, она не даёт реальных навыков ведения боя, особенно с вооружённым противником. Более того, эта система даже тормозит развитие некоторых качеств, необходимых для реального единоборства. Кто профессионально связан с настоящей боевой подготовкой, это хорошо знает. Достаточно проанализировать тематические разделы КИХОН, КАТА и КУМИТЭ любого современного стиля каратэ на предмет содержания, логической взаимосвязи и методики обучения, как становится понятна гуманитарная сущность этой системы. Этому есть объяснение — именно эту цель преследовал Ангаки Итосу, модернизируя тодэй.

О спортивном каратэ.

Спортивное каратэ — это продукт нового времени и сегодня является частью спортивного движения, наряду с другими видами спортивных единоборств. Однако в общественном сознании спортивное каратэ отождествляется с реальным боевым единоборством, хотя, по существу, это разные виды деятелыюсти, между которыми нельзя ставить знак равенства, несмотря на некоторую схожесть процессов формирования двигательных навыков. Когда речь идёт о спортивном каратэ, имеется в виду не антагонистическое, строго регламентированное соперничество с использованием унифицированного состава действий. Совсем другая идеология заложена в боевых дисциплинах, где целевая установка направлена на уничтожение или разрушение противника средствами, выходящими за рамки гуманистических законов спорта. Отсюда вытекают и существенные различия в методах и принципах физической, психологической и тактико-технической подготовки в спорте и боевых дисциплинах. Именно это обстоятельство и лежит в основе противоречий современного каратэ и традиционного боевого единоборства. Кроме того, спортивное каратэ едва ли можно включить в состав группы видов спорта, которые называются спортивными единоборствами. Особенно это касается соревнований по ката, а условность выполнения действий в кумитэ ставит под сомнение и этот вид состязаний.

О боевом единоборстве каратэ.

Спортивная версия любой боевой дисциплины теряет своё прикладное значение. Например, тодэй, став физкультурно-массовым каратэ, а затем спортивным, потерял боевую значимость. Боевое единоборство не может быть спортом в полном объёме в силу существующих законов спорта, а любая спортивная версия в силу условностей спорта и особенностей спортивной подготовки не может быть использована для боевой подготовки военнослужащих и спецподразделений. А именно это сегодня наблюдается повсеместно. Боевое единоборство каратэ в современном понимании — это разновидность приёмов рукопашного боя, оформленная на основе изысканных форм, характерных для восточных единоборств и действий, которые приемлемы для решения боевой задачи в русле специализации конкретного боевого подразделения. Таким образом, говоря о боевом единоборстве каратэ, следует подразумевать разновидность рукопашного боя как военной дисциплины. Примерами таких дисциплин могут служить «Прикладное каратэ», которое культивировалось в КГБ СССР, «Оперативное каратэ» кубинского спецназа, наш армейский «Рукопашный бой». Однако данные дисциплины не могут быть спортом в силу своего особого назначения, и любая попытка создать их спортивную версию приведёт к потере прикладной значимости. Важно и то, что спорт предполагает массовость, а любая военная дисциплина имеет определённую степень секретности. Обучающая программа в боевых дисциплинах должна учитывать специфику обучаемого контингента и быть обусловлена задачами, стоящими перед подразделением. Если задачи не определены и не сформулированы, то невозможно логически оформить программу обучения. Кроме того, объём возможных действий настолько велик, что необходим выбор наиболее рационального состава действий согласию поставленным задачам. Обучение же действиям на основе обобщённых принципов — это есть специальная физическая подготовка. Для ясности приведу пример. Задача уничтожить вооружённого противника и задача егo обезоружить средствами рукопашного боя совершенно разные как по смыслу, так и по составу действий. Вторая задача неизмеримо сложнее и требует совершенно иного подхода к обучению, нежели обучение контингента, нацеленного на уничтожение противника. В этом суть различия в подготовке, скажем, армейского спецназа и милицейских спецподразделений.

Возвращаясь к понятию «боевое искусство каратэ», как к системе формирования личности воина, следует сказать, что массовое и спортивное каратэ могут быть использованы в этой системе на начальных этапах обучения как составная часть педагогического процесса, цель которого — овладение навыками реального боя. Если ставится не эта цель, а иная, то система перестаёт быть боевым искусством и становится либо системой интеллектуально-нравственного воспитания, либо физкультурно-спортивного.

Атарасий нагината — «Новая нагината»

Внедрение боевых искусств в систему образования, начавшееся еще в конце XIX в., поставило в начале XX в. на повестку дня мастеров нагинатадзюцу проблему реформирования их искусства — его стандартизации, выработки методик массового обучения и т.д. с целью распространения в женских учебных заведениях. К тому времени такой опыт уже имелся в дзюдо и кендо, где комиссии ведущих специалистов разработали для школьных программ стандартные комплексы приемов.

Реформа нагината потребовала глобальной ревизии техники, методов и даже учебного инвентаря традиционных школ. Реформаторы исходили из того, что соревновательные поединки будут популярнее в среде молодежи, нежели достаточно монотонные и утомительные повторения одних и тех же ката. Поэтому курс был взят именно на развитие на базе старинного воинского искусства нового вида спорта. Для этого были разработаны облегченные варианты учебных деревянных нагината, покрытые кожей. Позднее, для большей безопасности, деревянный клинок залгенила тонкая бамбуковая полоса. Эта имитация, легкая и гибкая, позволила проводить в учебных доспехах бои в полный контакт, обходясь без травм, но одновременно открыла дорогу серьезным изменениям техники, потому что легкой спортивной нагината можно было выполнять такие действия, которые настоящей алебардой выполнить невозможно. Свою роль в революционном изменении техники сыграло и развитие правил спортивных поединков, ограничивших разрешенные для поражения мишени. Реакция на все эти новшества наставников старых школ нагинатадзюцу была различной. Кто-то выступал против, кто-то, считая реформу необходимой для распространения нагината в школах, поддерживал. Во время Второй мировой войны группа учителей нагината во главе с Сакакида Яэко совместно с Министерством образования разработала Момбусё сэйтэй ката — «Стандартные ката Министерства образования».

Сакакида была и оставалась последовательницей старинной школы Тэндо-рю, активно участвовала в состязаниях нагината против кендо. Но в то же время она считала, что старинные школы не подходят для обучения больших групп школьниц, потому что девочкам было сложно освоить две роли — фехтовальщика с мечом и бойца с алебардой. Кроме того, Сакакида беспокоило и то, что порой девочкам приходилось изучать в начальной школе одну школу нагинатадзюцу, а в средней — другую, что вынуждало их полностью переучиваться. Поэтому Сакакида и ее коллеги создали совершенно новые ката, построенные на поединке «нагината против нагината». Такая комбинация, в принципе, была известна и старинным школам, но встречалась очень редко; известно лишь несколько школ, практиковавших ката «нагината против нагината»: Тода-ха Буко-рю, Хиго ко-рю и Сэйва-рю.

Внедрение новых ката проходило трудно. Учителей нагинатадзюцу, принадлежавших к традициям, практиковавшим ката «нагината против меча», нельзя было заставить бросить собственные школы и переключиться на модерновую систему «нагината против нагината». Ситуация была сложной: с одной стороны, традиционные школы были признаны негодными для массового обучения школьников, с другой — учителя, потратившие десятилетия на их изучение, не желали переучиваться, к тому же новые формы были упрощенными, в них отсутствовал специфический «вкус», индивидуальность старых школ.

Тем не менее, Министерство образования утвердило в 1943 г. стандартные ката для внедрения в школы. Наставники нагинатадзюцу получали краткие инструкции по новым ката и назначались на должности преподавателей нагината в соседние школы.

Характерно, что при подготовке внимание этих инструкторов нагината концентрировалось не столько на нюансах новой для них техники, сколько на том, как вести пропаганду: наставникам предписывалось проводить беседы о варварстве армий «агрессоров», о необходимости для девочек быть готовыми к защите себя и своих семей на случай высадки врага в Японии. При этом японские националисты отдавали себе отчет в том, что подготовить из школьниц бойцов нереально, и считали главным укрепить их дух. А девочки занимались нагината с удовольствием. Тем более что в этот период пропаганда активнейшим образом утверждала, что занятия нагината способствуют формированию совершенной женщины. В одном учебнике было прямо написано, что «изучение нагината, домашней экономики и шитья создают совершенную женщину».

После Второй мировой войны американская оккупационная администрация на время запретила практику всех будо, они были исключены из программ школ. Но уже через несколько лет этот запрет был снят, и в 1953 г. прошел первый турнир Всеяпонской федерации фехтования на бамбуковых мечах. Вскоре после него Сакакида и другие ведущие учителя нагината из школ Тэндо-рю и Дзикисин кагэ-рю собрались для обсуждения планов создания Всеяпонской федерации нагинатадо (Нагинатадо рэммэй). За основу ее техники они приняли «Стандартные ката Министерства образования», в которые были внесены лишь незначительные изменения. В знак разрыва с прошлым сэнсэи отказались от иероглифического написания слова «нагината» и стали записывать его азбукой кана. Родившийся в результате их усилий новый вид спорта получил название «Атарасий нагината» — «Новая нагината».

Практика Атарасий нагината включает тренировки в ката и в поединках-сиай. Некоторые последователи Атарасий нагината утверждают, что ката этой системы составлены из лучших приемов многих школ нагината. Однако такая точка зрения представляется абсурдной, поскольку система ката — это не просто набор отдельных приемов, а именно система, в которой все технические элементы взаимосвязаны и нацелены на формирование особой культуры движения и тактического мышления, которые обеспечивают боевую эффективность школы или духовного воспитания.

Характерно, что сама Сакакида Яэко никогда не утверждала ничего подобного. Она говорила, что наблюдала демонстрации старинных школ и старалась впитать их сущность, а затем, полностью отрешившись от их формы, разработала новые ката. Они представляют собой комбинации простых движений, требующих вертикального положения тела и скользящих шагов. Выполняются они с чрезвычайно легкими бамбуковыми мечами и деревянными нагината, по ним проводятся соревнования.

Состязания в поединках на нагината имитируют соревнования по кэндо: похожие защитные доспехи, сходные зоны засчитываемых ударов (с добавлением голеней). В настоящее время многие наставники старых школ нагинатадзюцу являются членами Федерации нагинатадо и пытаются преподавать одновременно и свои старые школы, и Атарасий нагината.

Однако японская молодежь не горит желанием изучать старинные рюха, которые кажутся старомодными и непригодными для соревнований. Поэтому за последние полстолетия немало школ нагинатадзюцу просто умерли. Только за последнюю четверть века утрачены Тёкугэн-рю, использовавшая массивную алебарду длиной в 210 см, некогда весьма жизненные и мощные Судзука-рю и Анадзава-рю. Прекрасную школу Хиго ко-рю, которую ныне возглавляет Кино Судзуэ, практикуют лишь несколько старушек в возрасте под 90 лет. Характерно, что одновременно они являются наставниками по Атарасий нагината, у каждой из них есть ученики Атарасий нагината, которые, однако, к Хиго ко-рю не проявляют ни малейшего интереса. Схожая ситуация в школе Мухэн-рю, где нагината и длинный шест бо используются взаимозаменяемо в одних и тех же ката: ее также игнорируют ученицы Атарасий нагината, которые занимаются у верховного мастера…

К счастью, сегодня некоторые молодые люди начинают сознавать опасность утраты ценного наследия в области боевых искусств, но если им не удастся переломить тенденцию, многие боевые искусства рискуют быть забытыми без следа…

Опасные действия направленные на соперника

Для предотвращения травм в дополнение к существующим киндзитэ в этой возрастной категории установлен запрет на применение следующих кимаритэ: идзори, сюмокудзори, какэдзори, сототасукидзори, кавадзугакэ, сабаори, кимэдаси, кимэтаоси.

В случае применения указанных выше действий:

— схватка останавливается и назначается повторная схватка;

— схватка останавливается гёдзи по указанию симпантё или по собственному усмотрению, но в этом случае он ждет дальнейших указаний симпантё.

Если борец выигрывает схватку запрещенным действием, то после обсуждения судейской бригадой назначается повторная схватка.

Если борец применяет запрещенное действие повторно, ему по решению судей засчитывается поражение.

Опасные действия

К разряду опасных для этой возрастной категории относятся следующие технические действия:

— захват шеи противника из-под плеча;

— удар затылком в живот противника.

В случае применения указанных выше действий:

— схватка останавливается и назначается повторная схватка;

— схватка останавливается гёдзи по указанию симпантё или по собственному усмотрению, но в этом случае он ждет дальнейших указаний симпантё.

Если борец применяет опасное действие повторно, ему по решению судей засчитывается поражение.

К концу VII столетия в Японии сформировалось довольно сильное государство централизованного типа, получившее свою законченную форму в VIII в. — «золотом веке» древнеяпонской государственности.

Образцом для подражания японцев был соседний Китай. Процесс становления государственности по китайскому образцу сопровождался проведением крупномасштабных реформ. Одним из направлений реформирования была сфера образования, поскольку овладение грамотой для ведения текущих государственных дел было совершенно необходимо. В конце VII столетия появляется столичная школа чиновников, а в начале VIII в. появились школы и во всех провинциях.

В школах чиновников на основе уже сложившихся в Китае текстов, активно ввозимых в то время, изучались произведения конфуцианской классики, сочинения по истории, математике, медицине, астрономии и астрологии, а также законы (как японские, так и китайские). Усвоение единого корпуса текстов создавало единую культурную память, без которой невозможно формирование общенациональной культуры и создание централизованного государства. В это время основным каналом проникновения китайской культуры в Японию была письменная информация (что, в первую очередь, было связано с географическим положением Японии), а китайский язык стал «универсальным языком общения» для представителей правящей элиты как на межгосударственном (контакты с соседними государствами), так и на внутригосударственном (официальная документация) уровнях. В периоды Нара и Хэйан появляются законодательные, летописные, буддийские и литературные произведения, складывается система государственного и частного образования.

В итоге совокупными усилиями всех учебных заведений и домашних наставников в правящей среде широко распространилась книжная ученость. О степени проникновения китайской книжной образованности красноречиво говорят хотя бы такие факты. В 890-е гг. знаменитый ученый Фудзивара-но (Фудзи) Сукэё опубликовал «Каталог произведений, встречающихся в японском государстве» («Нихонкоку гэндзай сё мокуроку»), где перечислялись 1579 названий китайских сочинений, имевшихся в Японии. В другом произведении, дневнике известного государственного деятеля и ученого Фудзивара-но Еринага (1120-1156) «Дайки», отмечалось, что только за 1142 г. он прочел 1030 свитков с различными китайскими сочинениями, из которых 362 — конфуцианские, 326 — исторические, а 342 — все остальные, включая чисто литературные. Однако иноземное влияние на культуру древней Японии не было самодовлеющим, скорее наоборот: из китайского опыта, в том числе и книжной мудрости, заимствовалось самое необходимое, а на его основе создавалась собственная культурная традиция.

Образование в древней Японии

Японская система образовательных учреждений заметно отличалась от своего китайского прототипа. Это объясняется двумя основными причинами: во-первых, китайская система высших учебных заведений к моменту установления танской династии прошла достаточно долгий (более семи столетий) путь апробирования временем; во-вторых, в Японии аристократические традиции оказались намного сильнее, чем в Китае, что привело к большей роли «частных школ» (сигаку). Танская система государственных школ включала следующие учебные заведения: Гоцзысюэ («Школа сынов государства»), где обучались сыновья и внуки высших чиновников (300 человек); Тайсюэ («Высшая школа»), где учились сыновья и внуки остальных придворных чиновников (500 человек); Сымэньсюэ («Школа четырех ворот»), куда зачислялись дети среднеранговых чиновников и наиболее талантливые простолюдины (1300 человек); Люйсюэ («Школа изучения законов»), предусмотренная для детей низкоранговых чиновников и простолюдинов (50 человек); наконец, Шусюэ («Школа письма») и Сюаньсюэ («Школа счета»), где могли проходить обучение дети низкоранговых чиновников и простолюдины (каждая по 30 человек). Помимо этого, существовал еще Гуанвэньгуань («Институт развития литературного искусства») — некоторый аналог современной «аспирантуры», куда направлялись 60 лучших студентов для дальнейшего обучения и получения высших ученых званий.

Японская система учебных заведений не имела такого развернутого характера, а состояла первоначально из двух типов школ: Дайгаку и кокугаку (позднее к ним добавились сигаку и Сюгэй сюти-ин). Такое положение говорит о меньших возможностях получения образования выходцами из низших слоев японского общества. Следовательно, японская система образования уже изначально строилась таким образом, чтобы более соответствовать местным реалиям (и, разумеется, аристократическим традициям) и не допускать в ряды управляющей элиты представителей неаристократических родов (исключения были сделаны только для нескольких иммигрантских родов, находившихся на придворной службе).

История конфуцианского книжного образования в традиционной Япония четко делится, по крайней мере, на три периода. Первый период охватывает эпохи Асука, Нара и Хэйан, когда были заложены основы конфуцианского образования в Японии. Второй период приходится на эпохи Камакура и Муромати, когда произошел синтез самурайского военно-прикладного и конфуцианского книжного образования. Наконец, третий период соответствует эпохе Токугава, когда происходит переосмысление некоторых идеалов самурайства под влиянием проникавшего из Китая неоконфуцинства чжусианского толка. В данной публикации анализируются реалии, имеющие отношение только к первому периоду.

Упражнения на расслабление выполняются в конце тренировок.

Упражнения на расслабление в дзюдо снимают возбуждение и усталость, стимулируют восстановительные процессы в организме. Следовательно, их следует выполнять в спокойном и замедленном темпе. Кроме гимнастических упражнений без предметов в упражнения на расслабление можно включить некоторые упражнения на гибкость, элементы приветствий (этикета дзюдо), основные элементы передвижений на татами, некоторые составные элементы приемов борьбы, элементы демонстрации приемов (ката), связав их в одну серию.

Упражнения на расслабление выполняются в конце тренировок. Они должны стать привычными упражнениями борца после высоких нагрузок.

В борьбе дзюдо с давних пор рекомендуются статические упражнения рефлекторного расслабления, когда борец после завершения тренировки принимает сидячую позу и проводит мысленный анализ тренировки или соревновательной схватки в состоянии отрешенного покоя, то есть использует метод аутогенного расслабления самовнушением (сэйдза мокусо).

В Японии древних времен, так же как и в Японии, повернувшейся к западной цивилизации, свадьба являлась самым важным событием как для девушки, так и для молодого человека, поскольку она знаменовала собой их официальное включение в общественную жизнь.

Виды свадеб в Японии

Свадьба в Японии приобретала еще большую значимость оттого, что не считалась делом сугубо индивидуальным, как это могло иногда показаться, но событием, затрагивающим жизнь семьи и социальной группы. Молодые люди, входившие в объединения юношей и девушек и участвующие в коллективных работах, имели возможность познакомиться и оценить друг друга. Формальности, связанные со свадьбой, ощутимо менялись в зависимости от региона и провинции, также как и обычаи и обряды. Число тех, которые были менее значимыми, чем сам обряд, постепенно сокращалось. 

В большинстве случаев молодые люди, решившие пожениться, виделись довольно часто. Случалось, что молодой человек, признанный родителями и обществом как жених девушки, проводил ночь в ее обществе, и это считалось свадьбой, столь же действительной, что и официальная церемония. В некоторых провинциях севера и северо-востока будущий муж подтверждал свою решимость жениться на избраннице, работая на будущих тестя и тещу и живя в их доме от двух до пяти лет. После такой проверки родители молодых людей устраивали праздничный обед, на который приглашали огромное количество гостей. Во время обеда молодожены и их родители, а за ними и все гости пили сакэ. Эта простая церемония, позднее ставшая официальной, служила своего рода подтверждением брака. Молодой супруг все еще не считался главой семьи, он должен был какое-то время жить в доме тестя и тещи. Теоретически он не имел права поселяться отдельно со своей женой до тех пор, пока ее родители не передадут ему право быть главой семьи. В других провинциях право на собственное жилище давалось с рождением ребенка, поскольку он скреплял брачные узы. 

 

В некоторых регионах страны не юноша, а девушка навещала возлюбленного в его доме и иногда оставалась на ночь. Родители молодого человека сопровождали его, когда он принимал решение жениться и, обращаясь к семье девушки, прямо говорили: «Слышали, что вы хотели бы видеть вашу дочь членом нашей семьи. Мы хорошо о ней позаботимся». Девушка выполняла какую-то работу для семьи своего будущего мужа, и их отношения протекали, как обычно. В благоприятный день, подсказанный звездами, устраивалась свадьба, на которой собиралась вся деревня и сообща пила ритуальный сакэ. Подобные формы брака, основанного на «обмене работами», были более чем обычным явлением в Японии эпохи Эдо и вплоть до настоящего времени соблюдаются в деревнях. 

В семьях представителей военного сословия девушка обычно просто переселялась в дом молодого человека до того, как факт свадьбы был официально признан обеими семьями. Но этот вид брака, который часто происходил по взаимной склонности молодых людей, не означал, что муж или жена будут работать на родителей своей второй половины. Семьи воинов не занимались ручным трудом, и женщины этого сословия посвящали себя управлению хозяйством. Только к середине эпохи Мэйдзи установилась традиция (прежде всего в городах) объединять семьи, чтобы познакомиться с избранником или избранницей сына или дочери и помочь со свадьбой. После традиционного праздничного банкета молодые жили отдельно в своем доме. 

В благородных семьях военной аристократии будущие супруги знакомились только перед свадьбой. Когда родители молодого человека подбирали для сына невесту, они нанимали накодо, который и занимался поисками подходящей девушки (то есть находящейся с женихом на одной социальной ступени и обладающей безупречной репутацией). Наконец ее находили, и, заручившись согласием родителей, накодо старался подыскать подходящий случай, чтобы во время праздника или на прогулке жених увидел свою нареченную: если по каким-то причинам она его не устраивала, свадьбу можно было отменить. Тогда накодо искал другую девушку. Но отказ был редким явлением: обычно в вопросе поиска невесты молодой человек полностью доверялся родителям или ояката. Постепенно церемония бракосочетания, ранее бывшая только простым признанием союза общиной и группами, стала приобретать все большую значимость и проводилась практически на европейский манер. 

Свадебный наряд в Японии

Свадебный наряд стал более продуманным, сочетающим в себе традиционные и западные элементы вроде белой фаты и платья со шлейфом, что на бессознательном уровне символизировало жертвоприношение. Выбор невесты накодо должен был зависеть от нескольких определяющих моментов: от того, к какому классу принадлежит невеста, от степени обеспеченности ее родителей. Накодо, зная вкусы молодого человека или девушки, делал все от него зависящее, чтобы удовлетворить их. Чтобы назначить дату свадьбы и узнать будущее супругов, обращались к астрологии: к примеру, женщине, родившейся в год «огненной лошади», было весьма непросто подобрать мужа, так как бытовало поверье, что она «сживет (букв, «съест») мужа со свету». 

Человек, родившийся в год Крысы, должен был искать свою вторую половину, родившуюся в год Дракона, Быка или Обезьяны. Кроме того, церемонию бракосочетания следовало проводить в благоприятный день недели, который вычислялся с помощью традиционного календаря. Лучшим временем года для свадьбы считалась осень. 

С резким увеличением числа деревенских общин и по мере того как возрастало значение женской работы вне их, группы, объединяющие девушек, быстро исчезли. Японки не могли выбирать мужа в общине с согласия членов других групп и должны были полагаться на своих родителей и ояката. Роль накодо, к помощи которого прибегали только высшие классы, становилась все более важной среди всех слоев населения, даже среди крестьян, и девушка постепенно потеряла всякое право выбирать супруга, подчиняясь воле родителей и иногда даже не видя того, кого они для нее нашли. Модернизация Японии в эпоху Мэйдзи оказалась невыгодной для пар, которых женили против их воли и без какой-либо взаимной склонности, что противоречило прошлому, когда молодая девушка была относительно свободна в выборе супруга. 

Изменение традиций

После свадьбы молодая жена отнюдь не становилась хозяйкой домашнего очага, напротив, семья мужа считала ее кем-то вроде рабыни. Особенно часто эта ситуация возникала среди представителей буржуазии. Что касается народа, то у деревенских жителей все-таки преобладало чувство здравого смысла и сохранялись старинные обычаи, позволявшие каждому пользоваться максимальной свободой, даже если человек оказывался зажатым в какие-то рамки. Но после Реставрации, когда свобода стала достоянием каждого, большинство людей изъявили желание подражать духу и манерам некогда правящего класса, то есть классу военных, даже если сами они ничего не смыслили в военном деле. Нравы самураев сильно отличались от нравов прочих людей. Самурай, пропитанный предписаниями конфуцианства, часто притеснял жену; муж считался неоспоримым главой семьи и рода. У крестьян же жизнь регулировалась коллективной работой, и отношения между членами этой группы или между членами разных групп гармонично управлялись местными обычаями. 

С началом общественных преобразований, проводимых правительством, люди практически бессознательно стали перенимать обычаи своих бывших господ. Все более важным становилось положение главы семьи, а значение супруги отодвигалось на второй план. В то время как в традиционном обществе супруги находились на равных правах, в обществе эпохи Мэйдзи жена социально потеряла свою независимость и авторитет. Удивительно то, что преобразования этого периода во имя равенства и независимости всех и каждого привели к такому странному результату: положение женщины в обществе заметно ухудшилось. Следствием этого явилось то, что некоторые девушки, не желая выходить замуж за нелюбимого, убегали от собственных родителей, а те, кто считал свою жизнь в браке неудачной и был выдан замуж против воли, кончали с собой в уверенности, что судьба не несет им ничего хорошего. Но все же большинство японок покорно принимали свою участь, навязанную выбором родителей, и погружались в безрадостное существование. В старые времена пары подбирали крайне тщательно всей общиной и разводы случались редко, хотя если супруги решали расстаться, то никаких препятствий для этого не возникало. Напротив, в эпоху Мэйдзи количество разводов резко увеличилось, муж под тем или иным предлогом мог настоять на разрыве, например, если жена не родила ему сына или если он считал, что она никак не может привыкнуть к своему новому положению. Супруга могла надеяться на то, что станет хозяйкой дома только в том случае, если по прошествии долгих лет повиновения она своим поведением устроит мужа и его родителей. 

Но следует конечно же сказать, что имелись многочисленные случаи, когда женщины приобретали завидное положение именно благодаря супругу, особенно если речь шла о семьях аристократов. Здесь накодо был незаменим, ведь выбор невесты осуществлялся с особым тщанием и растягивался иногда на целые месяцы, чтобы как следует изучить характер будущей супруги и то, насколько она подойдет мужу. В этом случае брак имел больше шансов стать удачным, особенно если семья была богатой и имела возможность нанять для молодых прислугу, облегчив тем самым участь жены. 

Виды супружества в Японии

В течение всей эпохи Мэйдзи существовало по меньшей мере три «вида» семейных пар: «традиционные», отношения между которыми строились на взаимном уважении и даже на любви, чаще всего встречались среди крестьян и самураев, занимающихся сельским трудом; семьи аристократии и самураев высшего ранга; наконец, «современные» семьи, распространенные в среде городской и деревенской буржуазии, последователей и сторонников нового режима. Таким образом, социальные классы выражали себя через семейные отношения. 

Эти типы супружеских пар одновременно существовали в течение всей эпохи Мэйдзи и встречаются иногда и в наши дни, что зависит от провинции, в которой живет семья, или от степени ее «европеизации» и «осовремененности». Некоторые молодые люди из деревни отказывались от посредничества накодо или же соглашались на его услуги, но только для того, чтобы соблюсти ритуал. Среди низших слоев населения и крестьян все больше распространялось убеждение, что девушке следует предоставить полную свободу в отношении выбора жениха, и если она находит своего избранника достойным, то они просто начинают совместную жизнь без каких-либо предварительных церемоний. 

Когда пройдет некоторое время, девушка знакомит своего молодого человека с родителями, чтобы получить их одобрение и назначить день проведения свадебного обряда. Обычно он состоит из праздничного обеда, за которым собираются члены обеих семей, а молодожены обмениваются тремя ритуальными чашами сакэ, которые они должны три раза осушить (сансанкудо), чтобы брак был прочным. Что касается регистрации брака, то это делали позже без соблюдения каких-либо формальностей. В городах и в среде буржуазии, претендующей на то, чтобы быть «современной», свадьбы, устраиваемые накодо, превратились в жестко соблюдаемое правило, а прочие формы брачных отношений с некоторым презрением были отнесены к разряду «устаревших». Тем более что американки, заводить знакомства с которыми считалось тогда хорошим тоном, рьяно осуждали добрачные отношения между мужчинами и женщинами, уподобляя их проституции. Церемония бракосочетания стала нарочито роскошной, предназначенной для того, чтобы продемонстрировать свое богатство, а не для того, чтобы служить залогом счастливой жизни молодоженов. 

Эта новая форма брака, где взаимным чувствам супругов предавалось мало значения, все прочнее входила в моду у представителей новой буржуазии. Но жителям деревень она совсем не нравилась. Особенно насторожились женщины, которым вовсе не хотелось, чтобы кто-то распоряжался их судьбой. Но чаще всего эта мода просто игнорировалась: молодые люди продолжали ухаживать за девушками, как и раньше, и, если их избранница сама того хотела, могли свободно провести вместе с ней ночь. Конечно, и речи не шло о том, чтобы юноша приходил к девушке каждую ночь, если она была против. Этот обычай ни в коем случае не приводил к распущенности, как бы в это ни хотели верить добродетельные дамы из Ассоциации христианской молодежи и прочих обществ подобного толка, поскольку родители и молодежные организации подвергали жесткой критике того, кто позволял себе одновременно ухаживать за несколькими девушками или соблазнять одну за другой. Существовало негласное правило, обязывающее юношей и девушек, имевших сексуальные отношения, непременно пожениться и обзавестись детьми. Очень редко, когда по тем или иным причинам эти планы не осуществлялись. 

Но в городах эта сексуальная «полусвобода» была негативно истолкована нравоучителями нового поколения, которые почти все принадлежали к семьям самураев, придерживающихся конфуцианского учения и испытывающих сильное влияние христианства. Ее заклеймили как «разврат», и многие мыслители того времени высказывались против этого крестьянского обычая, проповедуя викторианскую мораль, господствующую тогда в странах Запада, и открывая, таким образом, путь для институтов брака, характерных для предков. «Она не выбрала, какого рода союз следует заключить; отправить дочь в чужой дом в качестве жены ее избранника или принять ее мужа в собственный дом», — писал о своей героине, вдове, имеющей только одну дочь, Нацумэ Сосэки в книге «Кокоро». 

Подвижность общества способствовала исчезновению (или по крайней мере снижению популярности) традиционных браков. Раньше молодые люди обыкновенно навещали друг друга или встречались в одной деревне, в одном районе или в группах, более или менее связанных проведением религиозных праздников. Союзы заключались всегда среди представителей одних и тех же классов: крестьян с крестьянами, торговцев с торговцами, самураев с самураями и т. д. Но в случае с высшими классами, особенно среди самураев, было довольно сложно найти партнера, принадлежащего к тому же классу, родом из той же деревни или района. Молодые самураи, которые хотели жениться, были вынуждены искать невесту в других регионах страны. Если они не имели возможности путешествовать (что случалось часто), то приходилось прибегать к услугам накодо, так что у молодого человека зачастую не было возможности ухаживать за девушкой или даже самому выбрать себе супругу. Этим занимались его родители и накодо. В день свадьбы девушку приводили в дом к свекру и свекрови, где особая церемония освящала брачный союз. Этот вид брака, считаемый «правильным», в эпоху Мэйдзи был широко распространен среди представителей других классов до тех пор, пока принадлежность к одному сословию не перестала быть непременным условием для создания семьи. 

 

Такое положение вещей не слишком способствовало созданию гармоничного союза; накодо же, исходя иногда из личных интересов, не всегда оказывал ту помощь, которую от него ждали. В соответствии со старой системой, которой еще придерживались в деревнях, молодая жена не обязана была жить под бдительным присмотром свекрови, а вот муж часто поселялся у тестя и тещи. Молодая супруга становилась хозяйкой дома только после смерти собственной матери. В «современной» системе жена, выбранная накодо и матерью жениха, находилась в зависимости от свекрови, которая часто злоупотребляла своей властью и поручала ей наиболее неприятную работу, относясь к ней как к служанке. Жена становилась прислужницей в собственном доме и рабыней мужа с одобрения его матери; что бы она ни делала, все было не так. Кроме того, любви между супругами не было, разве что за редким исключением. Муж искал развлечений на стороне и, если позволяло финансовое положение, содержал любовницу, что считалось совершенно нормальным. Молодая жена хозяйничала в доме под ревностным присмотром свекрови, которая лишь иногда позволяла выходить ей одной. 

Новый вид брака

Этот новый вид брака, принятый простолюдинами из желания казаться современными, внес новые элементы в семейную жизнь. В то время как при традиционной форме брака невеста вносила только личное приданое, для брака на западный манер требовалось, чтобы приданое было как можно более богатым и разнообразным. Родители, имевшие нескольких дочерей, иногда совершенно разорялись, пытаясь достойно выдать их замуж. Церемония, когда-то просто скреплявшая союз молодых людей и объединявшая две семьи, теперь признавалась официальной частью свадьбы и стоила очень дорого. Часто накодо, на которого ложились основные хлопоты, признавался «непредставительным», и поэтому его должен был сопровождать другой человек, которого выдавали за накодо и который должен был встречать приглашенных. Этот обычай жив до сих пор. 

Но хотя новая разновидность брака становилась все более распространенной, многочисленные обычаи старины никуда не исчезали. Так, например, сохранялась традиция наносить визит родителям невесты женихом в сопровождении накодо, что символизировало времена, когда жених должен был жить в доме родителей нареченной до официальной свадьбы. Сильно усложнилась процессия, которая сопровождала во время свадьбы жену до дома мужа. Девушка покидала (иногда навсегда) родительский дом и знакомую обстановку. «В день свадьбы девушка была одета в белое. Это цвет вдовства и знак того, что она мертва для собственной семьи. После ее ухода из дома в нем подметали полы, словно после выноса мертвеца». В городе, где жили молодые, приходилось за высокую цену снимать банкетный зал, в котором собирались не только члены семей, но также огромное количество гостей и знакомых. Семьи жениха и невесты влезали в долги, стараясь достойно справить свадьбу и не «потерять лицо». Этот обычай так прочно сросся с японской действительностью, что создавались даже специальные организации, занимающиеся вопросами аренды помещений и проведения самой церемонии, включающей за заранее установленную цену обслуживание гостей, свадебное меню, сакэ, небольшие подарки, которые было принято преподносить гостям по окончании обеда, цветы и даже платье для новобрачной.

Расторжение брака было делом куда более легким, чем его заключение, но, как мы видим, развод редко происходил в деревенских семьях, где у женщины были практически равные права с мужчиной. Кроме того, эмоциональная связь, существующая между супругами, уменьшала вероятность развода. С приходом новых форм брака все изменилось. В начале эпохи Мэйдзи было зафиксировано большое число разводов среди молодых пар, принадлежащих к буржуазным кругам. В первые годы брака молодые женщины терпели жестокое отношение со стороны мужей и свекрови. Не собираясь ждать, пока муж предложит развод, они первыми шли на этот шаг, просто возвращаясь к своим родителям и позже посылая кого-нибудь к мужу, чтобы уладить все личные дела.

Сэндай Кудзи Хонги Тайсэйкё — 先代旧事 本糸己大成経 — «Великое сочинение об основных событиях времен прежних и древних».

Сочинение в 72 свитках, приписываемое кисти знаменитого принца Сётоку-тайси (574—621), известного, прежде всего, своими реформаторскими интенциями и покровительством буддизму. Памятник издан ксилографическим способом в 1676— 1679 гг. Первые шесть свитков представляют собой историю Японии (до правления императрицы Суйко, 592-628) в формате, подражающем «Сэндай кудзи хонги». В последующих свитках содержатся сведения, почерпнутые из «Нихон сёки», а также из других древних и средневековых источников, приводится жизнеописание Сётоку-тайси.

На основании этих данных обосновывается, что учения синто, конфуцианства и буддизма не противоречат друг другу и образуют нераздельное единство (синдзюбуцу санкё итти). В 1681 г. сочинение было запрещено, доски, с которых оно печаталось, уничтожены, лица, причастные к составлению и изданию «Сэндай Кудзи Хонги Тайсэйкё», подвергнуты репрессиям. Причиной послужило высказанное в сочинении «крамольное» убеждение, что святилище, расположенное в провинции Сима (а не святилище Исэ дзингу), является основным святилищем богини Аматэрасу.

АДЗИСУКИ-ТАКА-ХИКОНЭ (Адзисуки-така-хиконэ-но микото) 阿遅組高日子― сын бога Оокунинуси, в некоторых местностях почитается как божество-открыватель новых земель.

В мифологическом цикле «Кодзики» и «Нихон сёки» о схождении на землю первопредка императорского рода А. прибывает на похороны своего друга, божества Амэно вакахико, но оказывается внешне настолько похож на покойного, что вдова и другие участники ритуала принимают его за его покойного друга. Разгневанный АДЗИСУКИ опрокидывает ногой траурную постройку, которая превращается в гору Мояма (этиологический мотив). 

В норито «Благопожелание от наместника земли Идзумо» по повелению Оонамути-но ками душа АДЗИСУКИ должна упокоиться в священной роще Сига, в Кацураги, что, видимо, означает и его функцию в качестве бога-предка рода Кацураги. В первом трактате по поэзии Фудзивара Хаманари («Уложение о поэзии», 772 г.) АДЗИСУКИ вместе с Ситатэру-химэ назван первотворцом пятистишия танка.

На хвостовиках иногда встречаются штампованные номера, но они, по-видимому, являются серийными

На хвостовиках многих клинков с гарнитурой син-гунто и кай-гунто над подписью кузнеца имеются маленькие штампы, которые, впрочем, иногда можно обнаружить и на неподписанных экземплярах. 

Авторы предполагают, что некоторые из них являются отметками военной инспекции или приемочной маркировкой, а другие -могут быть специфическими товарными знаками или же иметь отношение к процессу производства, возможно, по запатентованной технологии. Эти штампы являются своеобразным феноменом периода Сева (после 1926 г.). Наиболее вероятно, что они появились в конце 1930-х гг. и использовались вплоть до 1945 г. На хвостовиках клинков периода Мэйдзи-Тайсё (1868-1925 гг.) ничего похожего не обнаружено. Армейские штампы добавляли на клинки, очевидно, в центральных хранилищах или коллекторах, предположительно, после визуальной экспертизы, чтобы подтвердить «принятие» или «пригодность» для вооруженных сил. Информации из Японии об истинном назначении таких штампов нет.

 Таким образом, они воспроизведены и предварительно классифицированы на основании осигата (рисунок, копированный притиранием) более тысячи клинков периода Сева. На хвостовиках иногда встречаются штампованные номера, но они, по-видимому, являются серийными. Написанные краской цифры и иероглифы скорее всего относятся к процессу сборки.

К армейским арсеналам, занимавшимся производством мечей, принадлежат следующие: Кокура, Коисикава (оба в Токио), Токийский № 1, Осакс-кий (Осака) и Нагойский (Нагоя). Морскими арсеналами являются Тоёкава, Иокогама и Ёкосука. Большинство из них, по всей вероятности, использовало свои инспекционные или регистрационные штампы, которые, однако, с полной уверенностью идентифицировать невозможно. Арсеналами, изготовлявшими мечи за границей, были Мукденский в Маньчжурии и якобы Дзинсэн в Корее. Последний известен как производитель штыков, и пока не обнаружено ни одного клинка, подтверждающего, что в этом центре также делали мечи. 

То же самое можно сказать и о контролируемых японцами арсеналах в Китае. Точно установлено только то, что в Нанкине и Тяньцзине был налажен выпуск штыков. Высокий процент сломанных в Китае мечей, очевидно, привел к необходимости ввести инспекционную систему и маркировку, начинающуюся с самого распространенного штампа «Сё». 

«Сё» (аббревиатура «Сева»), судя по всему, — общепринятый военный (или армейский) штамп, который не относится конкретно ни к одному из центров производства клинков до конца 1941 или начала 1942 г. Самая ранняя зафиксированная дата — май 1940 г. Большинство образцов представляет собой «сунобэ абура яки-ирэ» (вытянутая, выкованная и закаленная в масле сталь фабричного производства), а не арсенальные клинки машинного производства. Вероятно, их использование ограничивалось продажей через Клуб Армейских Офицеров (Кайкося), а это означает, что их могли покупать и частным образом. 

Примерно в конце 1941 или начале 1942 г. кузнецы были поставлены под контроль Департамента Армейских Мечей. С этого времени штамп «Сё», похоже, заменили маркировкой различных центров производства клинков. Наиболее распространенным штампом является «Сэки», обычно встречающийся на клинках с декабря 1941 г.". Ни «Сё», ни «Сэки» не указывают на метод изготовления клинка. Единственное, что можно сказать, — такие изделия не принадлежат к разряду тамахаганэ гэндайто. 

Имеются и другие штампы, хотя по большей части их значение неизвестно или точнее пока не определено. Судя по всему, не все они относятся к военной маркировке. Японские источники склоняются к тому, что латинские буквы, включенные в ряд штампов, являются инициалами владельцев, но это кажется маловероятным, так как был обнаружен как на армейских, так и на флотских образцах. 

Штамп «тан» — японский иероглиф, обозначающий «ковать». Он, очевидно, указывал на изделие ручной ковки, может быть, на гэндайто из фабричной стали, но в равной степени мог обозначать также и частично выкованные клинки худшего качества. Являлся ли он военной маркировкой, вопрос дискуссионный. Такие клинки обычно подписаны кузнецами, проживающими в Сэки в провинции Носю. Самый ранний из образцов, известных авторам, датирован 1942 г. Иногда в надписи на хвостовике присутствует термин «выкован». 

Штамп «син ганэ иру», обозначающий «настоящую вставленную сталь» также может указывать на процесс производства". К какому классу относятся такие клинки, не совсем понятно, но скорее всего они масляной закалки. 

Принято считать, что штамп «звезда» ставил кузнец гэндай, назначенный армейским командованием экспертом для отбора и закупки клинков хорошего качества у мастеров, которые работали индивидуально. У образцов с подобной отметкой надписи на хвостовиках относятся к Сэки, а также к Токийскому арсеналу № 1 и Осакскому, Очевидно, штамп ассоциировался с гэндайто из фабричной стали и, возможно, с лучшими образцами хан-танрэн абура яки-ирэ. Самый ранний клинок со «звездой» датирован 1937 г., что само по себе очень подозрительно, так как все остальные экземпляры, помеченные таким же образом, изготовлены после 1942 г. 

Арсенал в Нагоя также производил клинки. Крохотный значок «На» (сокращение Нагоя) попадается иногда на клинках, как правило, подписанных, но без указания на какое-либо предполагаемое место производства. Обычно этот штамп ассоциируется с произведенным в арсенале огнестрельным оружием. Клинков (со штампом или без него) с надписью на хвостовике, в которой упоминается Нагоя, не обнаружено. Похоже, что все образцы со штампом «На» закалены в масле.

Иногда можно встретить маленькие колонки из японских иероглифов и номеров около кончика хвостовика подписанных клинков, часто в сочетании со штампом «Сё». К сожалению, правая колонка на немногих попавших в поле зрения авторов и доступных для обследования экземплярах трудноразличима, так что полный перевод сделать не удалось. В центральной колонке значится «экземпляр № 212659».

Это — стандарт для всех подобных клинков, поэтому, очевидно, является патентным или регистрационным номером. Надпись в левой колонке понять довольно трудно, по-видимому, она как-то связана с процессом производства: Хо (обернуть) или Куруму (обернуть, укрыть в), Тэцу (сталь), Танрэн (ковка, закалка), То (меч) или Катана (клинок), Ин (печать, штамп). Вероятно, ее можно расшифровать следующим образом: «[Эта] печать [подтверждает], что клинок выкован [с помощью] скрытой стали». Не исключено, что здесь подразумевается использование для сердцевины и наружного кожуха клинка двух типов стали разной твердости. Данное предположение подкрепляется и присутствием штампа «Син ганэ иру». Неразличимая правая колонка, должно быть, информирует о компании-изготовителе. Судя по качеству клинков, они подвергались масляной закалке (абура яки-ирэ). 

На клинках, сделанных Южно-Маньчжурской Железнодорожной компанией или изготовленных специально для нее, может присутствовать логограмма компании, однако такие отметки встречаются только на изделиях, датированных 1938 г. Другой маньчжурский штамп «Нан», означавший «юг», принадлежал арсеналу в Мукдене. Он известен только на клинках Мантэцу, очевидно, сделанных под контролем армии в 1940-х гг. В редких случаях на разных сторонах одного хвостовика можно увидеть комбинацию штампов, например, «Сэки» и «звезда» (на клинках сентября 1944 г. и января 1945 г.); «Сэки» и «Ги» (на клинках с мая 1944 до мая 1945 г.). 

Предназначенные для армии клинки массового фабричного производства в период ок. 1870-1933 гг. выпускали арсеналы Токийский и Коиси-кава (Токио), в период 1929-1945 гг., арсенал Ко-кура. Все они использовали маркировку «четыре пушечных ядра». Однако тот же штамп обнаружен на одном подписанном, но недатированном клинке кузнеца Масаясу из провинции Бисю. Любопытно, что ни один из датированных военным временем клинков этого мастера не имеет вообще никакого штампа. В действительности ряд первоклассных кузнецов контролировал производство и работал в арсеналах. В их число входили Гассан Садакацу (Осака), Ёсихара Кунииэ (Токио) и Моритакэ Ясухиро (Кокура). Тем не менее ни на одном из известных в настоящее время клинков работы этих мастеров штампа нет. Вероятно, работая в этих арсеналах, они продолжали изготавливать тамахаганэ гэндайто. 

Ассоциация Морских Офицеров (Суйкося) также занималась поставкой мечей. Военно-морское ведомство контролировало производство клинков, о чем свидетельствует наличие маркировки «якорь в круге», принадлежавшей морскому арсеналу Тоёкава. 

Эти изделия относятся к типу абура яки-ирэ (закаленные в масле) и, возможно, сделаны из нержавеющей стали. Другой штамп арсенала Тоёкава — «якорь в цветке вишни» — считается морским эквивалентом армейского штампа «Сё». 

 

Но это, по всей вероятности, ошибочная точка зрения, ибо в таком случае он встречался бы повсеместно, в то время как он присутствует только на гарнитуре морских мечей и кортиков, а на хвостовиках клинков не обнаружен. На клинках также не выявлено марки, относящейся к Ёкосука. Известно, что в послевоенные годы распространилась практика удаления военных штампов с хвостовиков клинков, чтобы ввести коллекционера в заблуждение относительно возраста меча. Тем самым старались убедить, что клинок изготовлен ранее периода Сева и не является продукцией военного времени. Это можно выявить по маленьким обласгям подозрительной или искусственной ржавчины, а также по следам напильника над надписью.